Аделаида, здорово!  

Лиля,
Благодарю за все! Очень признательна за отзывы!
Как замечательно, что я попала к Вам!!!

virginia,
Благодарю за все! Весны Вашему сердцу! 

Аделаида, потрясающий рассказ, сердце замерло на мгновение в ожидании чуда, и оно сбылось - слезы умиления навернулись на глаза... Спасибо Вам ...  

Удружила...
В тот день племяш вернулся из гимназии особенно скучным. Молча бросил портфель и, погруженный в невеселые думы, уединился в своей комнате. Выпытывать причины столь удрученного расположения духа не имело смысла: отшутится или отмолчится. Такой вот фрукт, попробуй его повоспитывать.
Через несколько дней он все же поделился со мной проблемой: по литературе было задано сочинить стихотворную небылицу в духе народного эпоса. Честно говоря, во мне это вызвало крайнее изумление: в седьмом классе не у каждого просыпается вдохновение по заказу. Хоть и гимназисты, а все же не светила филологии... Племянник ломал голову с неделю (особых талантов в этой области он не проявлял), а мне, как «литературному гению» (его слова) на обдумывание и помощь предложил лишь вечер и скромно удалился по своим делам. Размышлять пришлось недолго: комплимент умаслил душу, и я готова была раскататься в блин, ради оправдания своих способностей. Мою затуманенную лестью голову осветила идея позаимствовать стихотворный размер и стиль «Песни про купца Калашникова» и сотворить нечто, близкое к пародии. Часа через 2 получилось примерно следующее:

«Песнь про гимназиста и НЛО

Как ни в праздничный, ни в базарный день,
В понедельничек, зимним утречком
Паренек шагал да не с торбою,
С сумкой школьною, полусонный шел.
Недалек был путь во гимназию,
В то учебное заведение,
Не по площади, не по улице, -
По проулкам дорога кружилася.
Глядь, по небу пронзительно-синему
Пронеслась звезда, ярче солнышка,
Приземлилась пред нашим-то школьником,
Оказалась тарелкой серебряной.
Разом сон с него как рукой сняло,
Заблестели глаза, да открылся рот,
А из люка объекта летательного
Вышел гость иноземный в скафандере.
«Ой, ты гой еси, добрый молодец! –
Закричал ученик восторженно. –
Ты откуда, чувак, приколбасился,
Докладай, не молчи, словно статуя!»
И ответствовал неземной субъект,
Не по-нашему, по-басурмановски,
Приглашал, видать, в путешествие,
На тарелку жестом показывал.
Гимназист отказался вежливо,
Предложил тому «Орбит» жеванный,
А взамен получил на прощание
Аппарат карманный с экранчиком.
Свойство дивное аппарат имел:
Он шпаргалкой работал искусною,
На любой вопрос мог давать ответ,
Помогал и с задачками справиться.
Просиял школяр буйной радостью
И понесся вскачь в школу родную:
Будет, что рассказать одноклассникам,
И уроки готовить не надобно!»

Как все творческие люди, я сомневалась, что получилось именно то, что требовалось, потому смущенно предложила прочесть и подправить самому ученику. Тот хохотал над текстом несколько минут, сгибаясь и разгибаясь в кресле, а после, просветленный и утешенный, помчался переписывать в тетрадь. Итак, домашнее задание было выполнено.
Следующая наша встреча с племянником получилась скомканной. Я ожидала увидеть радость от хорошей отметки по литературе, а тот хмуро поздоровался и прошмыгнул мимо, не глядя. Лишь спустя некоторое время, смягчившись,  горестно поведал, что благодаря моему сочинению его включили в состав литературной студии и теперь вполне обоснованно требуют новых шедевров. Удружила тетка...

Потерянный рай...

Она была волшебной и всеобъемлющей, таинственной и оттого еще более привлекательной, - моя мечта.
Стремясь окунуться в бездонную пропасть прекрасного, радужного и счастливого, я не чуяла под собой ни ног, ни земли. Забыла обо всем и бежала в надежде приблизиться к чуду, которое переливалось и золотилось, подобно солнцу, манило то где-то совсем рядом, то удаляясь к горизонту. Я страстно и азартно догоняла и неожиданно на полной скорости налетела на некое препятствие в виде столба, выросшее прямо передо мной. Боль и обида от внезапного вынужденного торможения заставили меня остановиться, оглядеться, почувствовать горечь несбывшихся надежд. Еще не зная, что «надежда – чаще всего, отсроченное разочарование» (Уолтер Бартон Балдри), я обескуражено наблюдала, как за моей мечтой неслись другие, словно в песне про синюю птицу: «Слишком много мужчин и женщин стали сдуру гоняться за ней». Кому-то удалось урвать кусок (досадно, когда твои желания сбываются у других!), а кто-то тщетно тянул к ней руки, подпрыгивая и падая…
Я пыталась обойти препятствие, отделяющее меня от желаемого (и уже такого иллюзорного), но за ним, упираясь конусной верхушкой в небо, появлялось новое, и так до бесконечности. Блуждая между столбами, будто в лесу, я поняла, что мое вожделенное – не то, чтобы в недосягаемой дали, а даже в противоположной стороне, и я сама ухожу от него. Оправдываясь тем, что на то воля Бога, я все же сожалею: мне не удалось толком разглядеть, какой она была на самом деле – моя несбывшаяся радость. Неужели настолько нереальной? Возможно, утрата  окажется во благо, согласно мудрости: «Уходит трамвай, пусть уходит, - это не твой трамвай». Другими словами, «сколько же раз человек разумный должен переживать неприятность или боль, чтобы понять: этого делать не надо! На что можно надеяться, без устали повторяя то, что, не приносит успеха?» (В. Бойко).
Совершенно неважна сама мечта (будь то яркий воздушный шарик или расположение любимого человека). Я отнюдь не согласна с циниками, утверждающими, что напрасно прилагать усилия для осуществления целей. Поражение, отступление – всего лишь тактический ход для будущего победителя. Итак, у меня появился выбор: впереди расстилалось множество других дорог и методов, что предполагает разностороннее развитие, жизнь методом проб и ошибок. Может, в этом и есть ее прелесть?

Лиля,
Спасибо! Роман пробовала писать (один есть), в основном, сейчас увлекаюсь повестями. Могу предложить на ваш суд. 

Отредактировано Аделаида (2009-07-16 21:12:44)

Судьбы дары

Нет, Катьке просто повезло. Загреметь в стационар с каким-то дурацким гастритом после полугодовой вулканической семейной жизни, - что может быть лучше? Даже недолгий отдых вдали от дома, вечно болеющей Аленки, ворчащей матери, кухни и ванны кажется раем.
Во-первых, если правильно организовать досуг (а в больнице в нем утонуть можно), скука превратится в медитацию, и время пройдет с максимальной пользой. Для начала Катька решила заняться своей внешностью. За последние полгода она смотрелась в зеркало исключительно для того, чтобы расческой провести по волосам (а не промахнуться) да скрепить их в тощий хвост на затылке, чтобы не мешались (какая там парикмахерская!). Ну, забота о здоровье – дело врачей, но массаж хотя бы раз в год просто необходим. Во-вторых, нужно, наконец, попробовать «перестать беспокоиться и начать жить», как учат книги Карнеги. Однако, не все в психологических бестселлерах стоит принимать на веру. Например, сколько она ни пыталась строить из себя счастливую идиотку (что напоминает поговорку о частом произношении слова «халва»), в реальности все выворачивалось наизнанку, и получалось только хуже. Все ее попытки создать спокойную и гармоничную семью без любви потерпели крах…
Это только в сказках свадьба считается «хеппи эндом». Начитавшись романтических книжек, Катька зажглась мечтой (на самом деле преследовалась цель – быть не хуже других), совершенно не предполагая, что ее исполнение может разочаровать. А вышло именно так: через неделю после долгожданного события муж стал тихо ее раздражать. Собственно, свадьбе предшествовали всего два месяца знакомства. И поскольку все гороскопы и доброхоты-соседи, познакомившие Катьку с Андреем, одобряли этот союз, он и был заключен. Не было у них никакой романтики: ни красивых слов, ни робких поцелуев украдкой у подъезда, или какой-то сумасшедшей страсти, от чего сердце  бешено колотится. Просто обоих изрядно достало одиночество.
Катька не была уверенной в себе красавицей, потому с малолетства воспитывала в себе будущую хозяйку и ждала единственного, который осчастливил бы ее на всю жизнь. Ждала до 25 лет. Типичная тургеневская девушка, - серьезная не по годам, верящая в возвышенные чувства. Прав был Л. Толстой, когда говорил, что добрые качества больше вредят нам в жизни, чем дурные…
По словам соседских свах, Андрей считался завидным женихом: с «гостинкой» и «Запорожцем», оставшимся от родителей. Не богат, не Дон Жуан и не болтун, зато твердо стоит на ногах, надежен в морали и быту. Казалось бы, радуйся да живи не хуже других, но не стерпливалось и не слюбливалось. Масла в огонь неприязни добавил финансовый кризис, безденежье. Потом появилась Аленка, на месяц раньше положенного срока, – слабенькая и крикливая. Детские болезни так и липли к ней: стафилококк, дисбактериоз, простуды. Андрей, невыспавшись, уходил на работу голодный и злой, возвращался со смутной надеждой, что Аленка хоть на ночь успокоится, жена не будет спрашивать о зарплате, а ему не придется впопыхах жарить надоевшую картошку и психовать из-за валяющихся повсюду мокрых пеленок. Однако эти скромные желания сбывались крайне редко, а посему домой его уже не тянуло. Любимым местом, на время избавляющим от проблем, стал пивной ларек (всего лишь кружка пива, - а как меняется жизнь!). Взбешенная его пассивностью Катька устраивала скандалы, а теща, в его доме раздающая команды направо и налево («Принеси то, сделай это, сначала постирай, поужинать успеешь»), выводила из себя, и он мечтал только о длительной командировке. Вскоре Катька с острым гастритом попала в больницу, а выздоравливающую Аленку взяла на воспитание Катькина мать.

Катьке нравилась больница: не то своим умиротворяющим однообразием, не то отсутствием привычных забот. Даже мысли были спокойными и ленивыми: в перерывах между процедурами она вязала Аленке кофточку лимонного цвета, слушая бесконечную болтовню соседки по палате – шустрой бабки Пелагеи, заменяющей радио.
- В выходные тут делать нечего. – Говорила бабка. – Одни мужики остаются. Домой-то им неохота. Им бы только на чужих баб пялиться. Дак вот, девки, мой совет: выкиньте, вы, свои краски да духи. Дома перед мужьями надо краситься.
Бабка Пелагея перевела осуждающий взгляд на Катьку и назидательно заметила:
- А тебе чего у зеркала крутиться? Для кого? У тебя семья, ребенок. И у телевизора возле мужицких палат нечего посиживать. Я ведь заметила: как появился в отделении мужик этот длиннющий – вышка пожарная, – так ты и к телевизору каждый вечер бегаешь.
Катьку словно ударили наотмашь. В жизни она не слышала подобной клеветы. Она, конечно, заметила того высокого парня спортивного сложения (такого нельзя не заметить) да и забыла. Какое ей дело? Катька попыталась было оправдаться, но догадка осенила ее: для старухи единственным развлечением было подглядывание за другими и домысливание по-своему.
…Вопреки бабкиным советам, на выходные она осталась в отделении. И видно не одна: еще человек десять никуда не спешили, устроив посиделки в больничном коридоре с магнитофоном. Катька, обычно трудно сходящаяся с людьми, избегала общества: с какой радости ей веселиться? Она здесь, чтобы лечиться, а это – дело серьезное. Именно с таким видом она устремилась в свою пустую палату, а ее окликнули. Тот самый высокий мужчина. Звали его необычно и красиво – Кирилл. И разве можно было вообразить, что такой красавец обратит внимание на мышку с заурядной внешностью? Он легко заговорил с ней и неожиданно повел в вальсе. Завороженной оркестровой мелодией «Yesterday» и настойчивостью партнера Катьке ничего не оставалось, как медленно раствориться в танце. Не успев уцепиться за мысли, она заглянула в глаза Кирилла, что в такт ее движениям перемещался по коридору. Взгляд его был резким и проникновенным, а Катьке вовсе не хотелось играть с огнем, она была благодарна этому человеку за чудесный полет. Но, как бы то ни было, если озорные Амуры и нацелили свои стрелы, то, можно не сомневаться, что именно на нее…

Вечером Катька приняла предложение «разбавить мужской коллектив в палате № 8». Никакой неловкости она не испытывала, она просто не успевала думать об этикете. Изысканные манеры Кирилла и интригующая игра слов из позапрошлого века льстили ей. Она приняла игру в ухаживания, но в мыслях не верила – искала подвох и ждала отрезвляющую фразу с ухмылочкой: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!». Почему-то казалось, что над ней решили посмеяться.
Так или иначе, а вечер пролетел незаметно. И в мужскую палату ее теперь приглашали каждый день. Чувство своей необходимости обществу брало верх над застенчивостью. После процедур она спешила на посиделки за чаем и пространными беседами, чем повергала в ужас бабку Пелагею. Катька умела слушать, поддержать разговор ненавязчивым личным мнением, уклониться от резких вопросов, а «иногда и замолчать, чтобы тебя услышали». И внимание Кирилла к ней с каждым днем становилось пристальней. Катьку это удивляло, ведь в отделении не чувствовалось недостатка в женщинах всех возрастов. Очевидно, Катьку он считал неглупой, предпочитая обращаться с интересными темами для разговора. Нет, она, конечно, не читала Гегеля и не помнит, какие картины писал Константин Васильев. Ее среднестатистические мозги редко акцентировались на именах,  больше увлекало чтение афоризмов. Только, чем дальше, тем сильнее ощущался резкий контраст: он – интеллигент, яркая, артистичная натура, черноволосый красавец, любимец женщин; себя она стыдилась – серость из бухгалтерии пыльного городского музея, с унылым, непримечательным прошлым
- …Ты – хороший собеседник. – Сказал ей Кирилл, когда они вдвоем гуляли по больничному парку. Мелкие снежинки искрились в воздухе, и на душе у Катьки было светло и солнечно. - Сейчас редкость - встретить человека, умеющего танцевать вальс. Где ты училась, случайно, не в институте благородных девиц? И вообще, у меня чувство, что я всегда тебя знал, - такое единодушие.
- Просто мы склонны к романтизму. Настроение совпало. Кто-то из известных людей сказал: если ты знаешь себя, - ты мудрец, если знаешь своего соседа – гений.
- Ты и Минну Антрим читала? – Изумился тот и в лоб спросил: - Слушай, а ты замужем?
Неожиданный вопрос сбил Катьку с толку. Сейчас она сама не знала, как на него ответить. Де-юре – ответ был односложным, де-факто – наводил на сомнения. Своими сомнениями она и поделилась. Кирилл выждал достаточную паузу, то ли желая вызвать ответный интерес к теме, то ли обдумывая; и, уловив ее короткий вопросительный взгляд, сообщил:
- А у меня все просто: два года, как разведен. Дело в другом. Только не подумай, будто я здесь из-за болезни. У меня проблемы с бизнесом. В общем, я в таких условиях, что оставаться опасно. В городе найти человека – не проблема, а вопрос времени, поэтому надо сматываться. Но куда?
- Могу предложить адрес. В Тюмени живет одна славная бабуля, сдает квартиру студентам. Берет недорого и лишних вопросов не задает. Я сама к ней пять лет каталась, пока в институте училась.
Кирилл качнул головой, усмехнувшись своим думам.
- Ты не перестаешь меня удивлять. Ты выглядишь лет на 18-20.
- Маскируюсь. Я понимаю, что своими заумными беседами ты хотел произвести на меня впечатление. – Улыбнулась Катька и, часто заморгав, перевела взгляд. – А я просто очень доверчива. Натура такая.
- Ты потрясающе естественна… Естественность всегда притягательна. – Кирилл улыбнулся так искренне, что ей не пришлось сомневаться в его словах.
Он смахнул снежинки с Катькиных кудряшек. Она испугалась этого жеста. Испугалась, что еще немного, и пожалеет о своих попытках привлечь его внимание. Хотя, в глубине души желала, чтобы он не отводил свой взор от ее потеплевших глаз, не уходил, не пускался в бессмысленные рассуждения. Он был единственным, кто доверял ей, и Катька была готова на любое безумство, лишь бы сейчас не отпускать Кирилла. Жаль, что до обеда оставались считанные минуты…

Вот уже третью ночь Катька не могла уснуть. Вертелась в кровати, но избавиться от мыслей о новом знакомом была не в силах. Они преследовали ее повсюду. И все же днем легче было забыться: физпроцедуры, уколы, массаж, вечера с разнообразными беседами за чашкой чая в палате № 8. Только вечера лечили ее: стоило увидеть Кирилла, перемолвиться с ним хотя бы парой общих фраз, и навязчивые думы исчезали. Мир становился гармоничным, прагматичное время ускоряло свой бег.
Перед сном Катька равнодушно выслушивала неизменные лекции на тему морали от бабки Пелагеи. Она понимала: бабка не могла без этого: на ее праведных глазах ангелоподобная личность деградировала, и считалось долгом – спасти эту личность. Пока бабка Пелагея взывала к совести, в Катькином воображении всплывал портрет Кирилла и одновременно воспоминания незначительных, казалось бы, событий. Вот он приобнял ее за плечи, будто невзначай, в порыве восхищения: «Волшебная девушка! Невероятно…». Или они неожиданно встречаются утром в больничном коридоре, и обмен дежурной фразой «Доброе утро» превращается в понятный только двоим нежный пароль: «Я соскучился» - «Я счастлива тебя видеть». Словно, никого на свете не существует…
Катька лишь догадывалась, что об их романе по отделению ходят легенды. Им завидовали, сплетничали, изощрялись в выдумках: о ней говорили со сдержанным осуждением, о нем – с бравурным ехидством. Катьку передергивало от беспардонных, а то и пошлых вымыслов, которые вызвали в ней нежелание выходить на люди
Однажды она услышала о любопытном наблюдении: оказывается, кто-то в ней с Кириллом уловил внешнее сходство, что, якобы, предвещает счастливое супружество. Только разве это возможно, ведь она уже замужем? Правда, сейчас об этом нельзя было сказать с уверенностью: Андрей совершенно не давал о себе знать, словно забыл о Катькином существовании. Это было странно и обидно. Впрочем, обида быстро превращалась в эйфорию, едва появлялся Кирилл.
Конечно, Катька влюблялась и раньше – робко, безответно, скрывая чувства. А когда обнаруживала в объекте своего обожания недостатки, разочаровывалась и успокаивалась.
И только Кирилл казался воплощением совершенства – глаза, голос, душа, - все искренне и прекрасно. Иногда ей проще было согласиться с утверждением, что это только сон, позволяющий приблизиться к чуду. А просыпаться так не хотелось…
- …Напиши мне тот адрес, Тюменский. – Попросил он Катьку после ужина в пустынном коридоре. - Кстати, можешь и свой домашний написать
- Нет, это уже некстати. – Ответила Катька. – Зачем?
- Я не хочу тебя терять. Что-то тянет к тебе. - Он сказал настолько серьезно и уверенно, что Катька удивилась, какой глубокий смысл заключается в самых простых словах. А Кирилл продолжал: - Я и так слишком много потерял в этой жизни, а мне всего лишь 30. У меня была семья, была возможность заниматься бизнесом, вертеть большими деньгами. Я – бывший владелец одной крупной фирмы, у которой появились конкуренты. Они-то и решили меня кинуть. Собрали компромат, целое досье, передали заинтересованным государственным службам. Начались бесконечные проверки, штрафы. Месяц я просидел в КПЗ, потом пришлось продать фирму. Половина вырученных денег испарилась вместе с банком. Жена, конечно, ушла: зачем ей нищий подследственный? Выпустили меня под залог. Теперь надо сматываться, пока из последних штанов не вытряхнули.
Катька слушала с ужасом, словно сраженная тревожным известием о близком человеке. Собственные проблемы и обиды казались ничтожными, в сравнении с историей Кирилла. А она правдива, – такими вещами не шутят. Только что она могла ответить?
- Если бы я только мог предложить тебе поехать со мной…
- Почему – мне?
- Меня так долго окружала фальшь, столько лет жил ненастоящей жизнью. Оказывается, не все то золото… Почему мы так поздно начинаем ценить искренность и доброту?
Катька обвила его локоть руками и прижалась щекой к его плечу. Слов она не находила, а в душе просто пылала признанием: да, я с тобой! И наплевать бы на всех, да мнительность слишком часто напоминала о себе. 
Мимо по коридору сновали медсестры, косо поглядывая в их сторону. Она это чувствовала, не поднимая головы. Из столовой выходили больные, коридор заполнялся голосами. Катька понимала: нужно было расходиться (зачем лишний раз привлекать внимание окружающих?), и не знала, как об этом сказать, боясь обидеть Кирилла. И вдруг случилось нечто непонятное. Она увидела его лицо совсем близко, и на какую-то долю секунды губы их соприкоснулись. В следующий миг он исчез, оставив Катьку в полной растерянности…

Она встречала поздний зимний рассвет и провожала закат, удивляясь, что не замечала их красоты раньше, не видела столько цветов и оттенков обычного белого снега. Скучала по Аленке, но испытывала не острое чувство потери, а только тихую грусть. И по больнице она теперь не ходила – летала, ощущение полета не покидало ее ни на минуту. Тайне, родившейся на глазах всего отделения, было так уютно в ее сердце.
Катька и Кирилл все чаще искали встреч наедине, общение друг с другом наполняло их скучное больничное существование, а заодно давало повод для пересудов наблюдателей. С каждой встречей, каждым взглядом Кирилла она ощущала притягательную новизну, а взамен готова была отдать душу без остатка всему миру и человеку, подарившему ей крылья…
Они сидели в непривычно пустой палате друг напротив друга (ее обитатели смотрели очередной сериал). Чай остывал. Они просто забыли о нем.
- Зачем ты это сделал? – Смущенно улыбаясь, спросила Катька, перебирая белоснежные лепестки: после свадьбы ей никто не дарил цветов. – Все отделение любовалось этим кактусом. Он и цветет, наверное, раз в сто лет. Зря ты его сорвал. Я и так все поняла.
- И что же ты поняла?
- Что ты начал делать глупости.
- Для любимой девушки простительно делать глупости.
Она мысленно, с торжеством повторила это цветку, сделав ударение на самом лучшем слове, и печально ответила, подарив Кириллу открытый влажный взгляд:
- Никогда не думала, что буду жалеть о скорой выписке...
Кирилл сник, погрустнел и прижал ее руку к своим губам.
Дальнейший диалог они продолжали, скорее глазами, чем словами. Им было, что сказать друг другу, но слова казались бессмысленными перед грядущим расставанием.
«Я позвоню тебе из Тюмени».
«У меня нет телефона»…
«Тогда я подарю тебе пейджер или закажу переговоры».
«Но ведь ты не знаешь моего адреса».
«Я обязательно его узнаю».
Вечерело. Палата наполнялась синими сумерками, создающими особый комфорт.
- Знаешь, чего не хватает на нашем столе? – Проговорил Кирилл. – Свечей.
- И шампанского. – Подхватила Катька. – Это выглядело бы романтично…
Сейчас хотелось, чтобы такой вечер длился вечно, но, как обычно, самые лучшие моменты неожиданно обрываются. В дверной проем палаты протиснулась толстая санитарка, с грохотом распахнув дверь.
- Ага, вот он где! – Она нарочно громко пробасила, словно приглашая полюбопытствовать всех зевак: полюбуйтесь, мол, опять сидят, голуби. А потом скомандовала: - К телефону!
Санитарка стала посреди палаты в позу скульптуры «Девушка с веслом» со шваброй в руке, очевидно, намереваясь сделать уборку. Насколько комична была эта картина, настолько и печальна: опять им не дали поговорить… Кирилл извинился и вышел, а Катька поплелась к коридорному окну, - оно никому не выдаст доверенной грусти.

На следующий день Катьку ждал странный сюрприз. Ее навестил Андрей, неприятно удивив своим визитом. Целых три недели, пока она находилась в больнице, неопределенность в отношениях с мужем Катьку устраивала, и неожиданная замена одного человека другим (более достойным) виделась закономерным благом. Но что понадобилось ему?
Андрей, как ни в чем ни бывало, расспрашивал о здоровье, интересовался датой выписки. Оказывается, пока Катька наслаждалась свободой от обязанностей, он после работы заходил проведать Аленку, возился с ней, помогал маме, бегал по магазинам в поисках детского питания, а ночевал у себя. С Катькой он не искал встреч, сформулировав тезис: им нужно отдохнуть друг от друга.
- Неужели ты не мог хотя бы предупредить меня? Что я должна была думать о твоем исчезновении? – Негодовала она. – У меня, может, сейчас совсем другие планы!
- Какие у тебя планы? – Раздраженно поинтересовался Андрей. – Кому ты нужна с ребенком?
Катьку словно обдало ледяным душем. Смешалось все: ярость, ревность, безысходность и циничность его правды. Не найдя подобного едкого ответа, она повернулась и с независимым видом пошла от него. Шла гордо, а изнутри душили слезы сожаления: как она ошиблась! Под лестницей нашла укромный угол и плакала до самого отбоя. Унылые пациенты и серые стены стали ей ненавистны, а Кирилл отдалился пропастью…

…Катька проснулась среди ночи от легкого прикосновения. Она всегда спала чутко, поэтому сейчас по привычке вскочила. На ее кровати в ногах сидел Кирилл.
- Прости, я не хотел тебя будить. – Прошептал он. Потом подобрался ближе и обнял ее.   - Я не мог заснуть...
- Утром я уеду домой. – Со вздохом произнесла она, опасливо оглянувшись на спящих соседок.
- Я знаю. Мне тоже больше нечего здесь делать. Но я не хочу, чтобы наша встреча была последней.
- Почему?
- Потому, что не знаю, как буду жить без тебя… Не знаю…
Как часто и ей хотелось, переступив через стеснительность, высказать подобное, а потом – будь, что будет, тогда и расставание не покажется полной катастрофой. Сейчас был такой подходящий момент, а слезы и горечь опять помешали признанию. Только Кириллу не нужны были слова, он начал неистово целовать ее лицо, шею.
У Катьки закружилась голова, но все же она нашла в себе силы простонать единственное, что сейчас пришло на ум:
- Нельзя… Я не могу…
Дальше она не смогла продолжить, потому что была уже не здесь. Она летала в безветренном пространстве блаженства, то теряя себя, то вновь обретая. И чем глубже она проваливалась в сладкую бездну, тем больнее ранила мысль о чудовищной несправедливости: почему они не встретились раньше? Почему судьба подарила им эту ночь в больнице, а не наедине? Время суток, которое делает мужчин смелее, а женщин – глупее. Сквозь горячие слезы прорвалось-таки самые трудное:
- Кирилл, я тебя умоляю – иди. И прощай…
Он послушно поднялся и вышел, не оглядываясь. Это было правильно, это означало, что надежда потеряна. Зачем растягивать во времени боль? Всю оставшуюся ночь Катька просидела у окна, не слыша храпа бабки Пелагеи. Она смотрела на блеклые звезды и редкие растрепанные ночные тучки. Фонари цедили тусклый свет на больничный парк. Мысли уносили Катьку далеко за пределы больницы. Она то кружилась в звездном вальсе и мечтала, то погружалась в болото реальности: разве могла она со своими проблемами и без копейки за душой умчаться в неизвестность?
…С рассветом раздумья ее постепенно перестроились в нужное русло: этот тихо окончившийся роман поможет ей упрочить семейные отношения с Андреем. Состояние влюбленности способствует обретению некоего смысла бытия.
Уже собирая вещи, заправляя кровать, Катька обнаружила записку. Развернула и лихорадочно сложила вновь, почувствовав чужой взгляд через плечо. Она прочла ее в автобусе с заледенелыми стеклами – наедине с самой собой и безучастно колышащейся массой пассажиров. Текст она запомнит на всю жизнь, – такое не забывается:

Давай уйдем в волшебный мир,
Где будем только ты и я.
Зачем нам этот дикий пир
С изысканными яствами вранья?
И если твое сердце отзовется,
То знай, что рядом – верный друг,
Который никогда не отвернется
И не предаст в заклятии разлук.

Катьке и в голову не могло прийти, что стихи (пусть даже чужие, непрофессиональные: «плохая поэзия всегда возникает от искреннего чувства») могут вызвать такую бурю эмоций, столько слез. Этот внезапный порыв остался никем не замеченным, лишь сама она ощущала в душе бесчинство адского оркестра. Потом и он утихнет, уступив место осознанию неизбежной рутины - без романтики и крутых виражей.
Она не знала, сколько раз после ссор с Андреем будет плакать и вспоминать этот день, голос Кирилла, его прикосновения. Не знала, что, проходя с коляской по улицам, будет оглядываться на прохожих, как вдруг защемит сердце от мысли, что рядом в постели не тот, кто ей нужен. Она не предполагала еще, как легко в маленьком городе найти нужного человека, и что тайное, однажды похороненное, когда-нибудь станет явным, живым и счастливым. Но это будет совсем другая жизнь...
Катька – не пророк, сейчас она ничего не знала о своей судьбе, шла вслепую, будто ведомая незримой уверенной силой. Она не роптала, просто подчиняясь ей, и благодарила, как только обычный человек может благодарить божественное. И сейчас, сентиментально прижимая к себе книгу со скромными подарками Кирилла, она мысленно говорила «Спасибо». Самый лучший и светлый дар останется в сердце, без ожидания чуда. Благосклонна ли судьба к отчаявшимся?..

Трясогузка
Целый день непривычно молча стоял на столике телефон. Нудно тикал будильник рядом с ним, словно издеваясь: «Я-то знаю, что он не зазвонит ни сегодня, ни завтра…». Очаровательная девушка в желтом купальнике с рекламного плаката грузинских курортов устало улыбалась: «Блин, вы когда-нибудь посетите курорты Грузии?! Ну, и пошли вы…».
День был на редкость для этого лета серым и скучным, пасмурным. Пасмурно было и на душе у Светки. Мучила ее тишина в огромной квартире и оглушившее внезапно одиночество. Она не могла заставить себя не то, чтобы засесть за билеты по алгебре, а даже просто подумать об этом. Родители, оставив ее одну, полагали, что она собирается готовиться к выпускным экзаменам. Они, конечно, не знали, какими  наивными  казались в ее глазах.
Невыразительные и грустные мысли вертелись лишь вокруг одного: все приятели незаслуженно обидели ее своим внезапным исчезновением. Двор опустел. Кто разъехался по дачам, кто ссылался на занятость, - до нее дела никому нет. Кажется, только Достоевский обожал одиночество: «Самое большое несчастье – невозможность никогда и нигде побыть одному». Светка зло усмехнулась: для нее было пыткой просидеть больше часа, не разговаривая ни с кем. И это вовсе не порок, а лишь свойство характера.
Тоску нагнетало еще и то, что вечер лишь начинался, а это значило – впереди поток свободного времени, которое в одиночестве будет тянуться до бесконечности. На Светку наводила ужас эта безрадостная перспектива: выпроводив предков, просидеть оба выходных одной у телевизора. Не в кайф…
Неделю назад они с подругой Лоркой договорились провести выходные в обществе Лоркиных знакомых парней. Ничто не предвещало облома: накануне Лорка их пригласила, Светка составляла меню и перебирала гардероб, как вдруг… Лорка позвонила, когда подруга, будучи при полном параде,  успела отказаться от похода в кино с одним нудным воздыхателем (клеятся всякие не ко времени!). Оскорбленно поджав губы и, молча выслушав Лоркины оправдания по поводу отмены вечеринки, Светка высказала подруге коротко и ясно все, что о ней думала, и бросила трубку на рычаг, недослушав объяснения: «Понимаешь, родители мне горящую путевку выбили, всего на несколько…». Какая может быть путевка? На носу экзамены…
Вечера было до слез жаль, поэтому, недолго думая, Светка вытянула из стола стольник, прибереженный на подарок Лорке ко дню рождения, и решила встряхнуться в каком-нибудь баре. Правда, одной ей еще не доводилось бывать в таких заведениях, но  преимущество в том, что одиноко и скучно там не бывает: люди есть везде…
Крошечный, но уютный бар-кабачок «Цыплята табака» находился недалеко от Светкиного дома, и это было неплохо – Светку не покидала надежда на встречу со знакомыми. Она уселась за свободный столик в центре зала, заказав бутылку пива, впервые изменив привычке пить «Джин», и сомнительного содержания котлету под названием «Эскалоп». В «Цыплятнике» чествовали юбиляршу предпенсионного возраста, потому и контингент наблюдался далеко не молодежный. Светка, оценив обстановку,  подняла глаза к потолку: «О-о, тоска…». Однако, лысоватые и седые кавалеры не оставляли ее без внимания: подходили, заговаривали, предлагали составить компанию, на что Светке хотелось выдохнуть им в физиономии сизый сигаретный дым и послать подальше. Обиженные дядьки хватали подвернувшихся бабуль за бывшие талии и вертели их то ли в польке, то ли в кадрили. Светка не разбиралась в деревенских плясках, но от души хохотала: такое шоу в телевизоре не увидишь…

- Ну ты, фанат чертов, долго будешь нервы трепать? Собирайся в темпе! – Не выдержал ожидания Майк, в сердцах швырнув в непутевого приятеля комнатный тапок.
- Да будь ты человеком – дай последнюю песню дослушать! – Взмолился Крис, успев увернуться от летящего в него предмета. Слова его потонули в грохоте музыки и хрипловатого голоса Криса Ри.
- Ты идешь или спать будешь в обнимку с магнитофоном? – Майк вслед за тапком бросил подвернувшуюся под руку рубашку, мирно лежавшую на стиральной машине в прихожей. Рубашка не долетела, распластавшись на полу в метре от Криса (Майк с досады плюнул). – Сколько можно слушать одно и то же?! Мне твой Ри скоро сниться начнет. Хоть бы плеер купил, пожалел бы мои уши.
Крис не отреагировал. Тогда возмущенный приятель подскочил к магнитофону и нажал «стоп» со словами.
- Я на фиг выброшу твои кассеты. Пошли, девочки не любят ждать.
- Достал ты. – С укором произнес Крис. – Ничего без меня не можешь. На свидание сходить – и то проблема… Где у тебя это мероприятие намечено?
- В «Цыплятнике». Элитный район.
Войдя в полумрак зала, приятели устроились за свободным столиком у балкона, откуда открывался широкий обзор помещения. Майк озирался по сторонам, высматривая знакомых девушек, с которыми была назначена встреча.
- Ну, где твои подружки? – Поинтересовался Крис. – Долго сидеть тут я не намерен, у меня дела.
- Не психуй. Не дождемся, так хоть поедим.
Уткнувшись в меню, Крис почувствовал толчок ноги Майка под столом.
- Смотри, как-кая куколка. Что скажешь? – Кивнул Майк в сторону Светки, которая, вольготно откинувшись на спинку кресла, потягивала пиво. Пышный водопад волос, спадающих на плечи, колыхался в такт музыке.
- Насколько я понимаю, мы не ее ждем. – Отмахнулся тот, едва взглянув на смазливую малолетку поверх обложки меню.
- Зато неплохая замена. Пойдем, познакомимся, а то будешь потом нудить, что зря пришли. 
Светка подняла затуманенный взор на непрошенных гостей, нагло занимающих места за ее столом, и удивленно приподняла бровь. Затем, согласившись с мыслью, что такое общество лучше пенсионеров, изобразила на лице радушие. Самый разговорчивый из них представил себя и друга (имена не задержались в ее голове) и начал предлагать всевозможные экзотические яства из меню, заказал вино (второй загадочно молчал: то ли от избытка ума, то ли от скромности). Светка слушала глупые приколы в пол-уха и поглядывала на молчаливого смущенного незнакомца. А второй мучил тостами. Пиво, смешанное с вином, сделало свое дело: спустя некоторое время, Светка уронила голову на руки, не замечая, как волосы в беспорядке расплескались по плечам, а самые любопытные пряди угодили в тарелку.
Шум и суета в «Цыплятнике» утихали: довольный отдыхом народ разбредался. А у Светки начисто отняло способность к передвижению, она впала в забытье.
- Куда этот трофей? – Майк тряхнул Светку за плечи, – реакции не последовало. – Жалко ментам оставлять. Придется ехать к тебе.
Расплатившись, он передал любительницу приключений с рук на руки приятелю и направился голосовать ближе к трассе. Немногие водители, рискнувшие затормозить, приметив неподалеку шатающуюся парочку, проносились мимо: опасались за чистоту салона. Майк эмоционально потрясал кулаками и посылал проклятия вслед удаляющимся машинам.
Он подошел, мрачно бормоча: «Хоть бы один остановился!» (и это были самые приличные слова), потом смилостивился:
- Эта креветка не сказала, где живет? Куда дальше-то?
- Мы, вроде, ко мне собирались. Вот и пошли.
- Обалдел?! Полгорода избороздить пешком! А эту дуру на себе потащишь?
- Потащу, - легко согласился Крис. – А тебе лучше топать восвояси. Мне с психами не по пути.
Майк, поразмыслив, небрежно бросил: «Ладно, провожу уж вас, а то влипните в вытрезвитель» и пошел рядом – руки в карманы. Крис подхватил Светку на руки и понес. Всю дорогу она в состоянии глубокой эйфории блаженно улыбалась и мурлыкала что-то  под нос. Она чувствовала колебания воздуха, приятно щекочущие ухо, но слова Майка, доносившиеся при этом («Бывают же такие красивые дуры!»), не принимала на свой счет.
Когда до нужного дома оставалось не так далеко, а Крис уже порядком устал, Майк изъявил желание ему помочь. Перегнув Светку через плечо, словно скатанный ковер, он бодро зашагал к подъезду. Та, очнувшись и пытаясь вырваться, завопила на весь двор:
- Это не мой дом! Несите меня обратно!
- Щас! – Хохотнул Майк, грубо хлопнув ее по заду. – Я тебе не такси!
В своей квартире Крис положил Светку на тахту в дальней комнате и вышел, оттолкнув от двери Майка, с довольным видом стягивающего с себя джемпер.
- Не понял. – Глупо улыбаясь, проговорил тот. – Мы тащили на себе это… создание, чтобы оно выспалось?!
- Я в своем доме оргии устраивать не позволю.
- Ты больной? На ней же написано…
- На заборе тоже много чего написано… Если не въехал, я еще раз объясню: я ее трогать не собираюсь и тебе не позволю. – Майка охладил его тон и глаза, горящие непримиримостью и злостью. – А нам с тобой и на диване места хватит, если решишь остаться.
Майк минут пять ворочался, ворчал, потом затих со вздохом: «Отлично погуляли, блин, слов нет».
Крису уже не хотелось спать: то ли от духоты, то ли впечатления вечера прогоняли сон. За стеной послышался скрип тахты: Светке, похоже, тоже не спалось. Промечтав с час, Крис поднялся, открыл форточку. Услышав оклик, он остановился в нерешительности, соображая, не почудился ли голос.
- Люди, вы где?! – Зов повторился совершенно отчетливо из соседней комнаты.
Крис остановился в дверях, усмехнувшись увиденному: Светка сидела на полу, чуть покачиваясь. С тахты грохнулась, что ли? Он подошел:
- Чего тебе?
- А… мы где? В каком районе?
- В спальном.
Светка покосилась на окно, точно желая убедиться в достоверности его слов, потом свернулась калачиком на тахте и замерла. Крис в умилении качнул головой, укрыл ее пледом, потом, не утерпев, провел рукой по ее волосам  (нежные как облако!). На это чудо можно было смотреть до бесконечности. Усилием воли он заставил себя вернуться в гостиную. Прилег на диван с твердым намерением заснуть, но ему помешал отчаянный стук в стену. Крис вскочил.
- Дайте попить! – Буянила Светка, долбя туфлей о стену.
Крис принес бокал, иронично усмехнувшись:
- Тебя, может, еще в туалет унести?
- Спасибо, в другой раз. – Хрипло отозвалась она и пожелала Крису спокойной ночи. На полчаса в квартиру вернулась тишина, а после неугомонная Светка растолкала парней с глупым вопросом:
- У вас балкон работает?
Майк вскочил в бешенстве и пригрозил выкинуть с балкона обоих, если еще хоть кто-нибудь посмеет его разбудить. Крис вывел Светку на балкон в темноту летней звездной ночи, сам вернулся на диван, где раздраженно возился Майк.
Через минуту Светка шагнула в комнату и, держась за балконную дверь, простонала:
- Блин, как мне плохо…
Реакция Майка была мгновенной.
- За-дол-ба-ла!! – Взревел он и, скрутив ей руки, вытолкнул обратно.
Светка завизжала. Крис едва успел предотвратить непоправимое (все-таки, восьмой этаж!), саданул приятеля по шее, увлек ее в комнату. Та прижалась к нему, всхлипывая и размазывая тушь и слезы по щекам. Крис понял, что ему не хочется уходить: приятно было чувствовать ее тепло, ласковые волны светло-русых волос на своих плечах. Розовый предрассветный луч озарял ее лицо. Он осторожно уложил Светку на тахту и сел рядом, подперев голову руками.
Вошел Майк.
- Долго  будешь ее караулить?
- Я же не заставляю тебя помогать. – Ответил Крис и потянулся за магнитофоном.
Майк снова вскипел:
- Мало того, что эта чокнутая Света всю ночь коры мочила, так еще тебе неймется! Вали на балкон и балдей, хоть под «Песняры», только выспаться дай!
- Рот закрой. – Оборвал тот приятеля. – Ей проспаться надо. И вообще, по-моему, ты здесь загостился.
Крис ушел в кухню и включил магнитофон. Звуки музыки Криса Ри напоминали события ночи: то чувствовалась нирваническая безмятежность, то пробивал озноб от неожиданной барабанной дроби. Светка представлялась в образе падшего ангела, но такого по-детски наивного, непредсказуемого. Что-то непонятно-возвышенное влекло к ней: хотелось защитить, сделать добро, уловив блеск ее глаз. А ведь еще совсем недавно, в баре он был холодно-равнодушен, и Майк юлил вокруг нее, спаивал. Она, возможно,  и пила впервые, не зная меры, по какой-то серьезной причине: от душевной драмы или несчастливой любви…
Раннее утро веяло прохладой. Бессонная ночь накладывала свой отпечаток: мысли путались, глаза слипались. Крис заснул прямо за столом.

Светка тронула его за плечо. Тот тряхнул головой, отгоняя остатки сна, и на минуту зажмурился от яркого света: кухня была залита нестерпимым солнцем. Светка стояла в дверях, застенчиво улыбаясь, - сама невинность в золотых лучах.
- Как здоровье? – Подмигнул Крис.
Она пожала плечами, а про себя подумала: «Не дай Бог так напиваться... А Лорка вовремя смоталась. Надо будет поблагодарить ее за это».
- Надеюсь, амнезией не страдаешь?
- Кое-что помню. Ты меня спас...
Крис усадил ее к себе на колени и, ощущая приятное головокружение, проговорил:
- Ты мне, наверное, снишься…
В кухню прошаркал Майк с помятым лицом.
- А, проснулась, трясогузка… Опохмелиться не желаешь? – Он распахнул дверь холодильника, разглядывая его содержимое.
Светка невольно отвернулась, будто оглядываясь по сторонам: на тусклый кухонный кафель, пыльные окна. Майк вызвал в ней резкую антипатию, но одновременно возникла странная взбалмошная мысль, что с хозяином этой гостеприимной квартиры она бы не рассталась…

«ФОРС МАЖОР"
Сюда-сюда, девчонки, я здесь столик заказала! Люблю эту кафешку: и народу немного, и цены приемлемые. Давайте пока по салатику и коньячок закажем, а потом, может,  разгуляемся, аппетит появится.
Так вот, возвращаюсь к нашей теме. Не, девчонки,  я, наверно, чего-то не догоняю. Неужели все мужики страдают манией величия настолько, что кажутся либо смешными, либо наивными до безобразия. Как говорят психологи, «звездная болезнь», чрезмерная гордость - это замаскированный комплекс неполноценности. Еще хватает наглости считать нас легкомысленными. Сами готовы связаться с первой встречной только из-за длинных ног. Хотя, в зове природы логика отсутствует. Например, Танюшка недавно поделилась (пока наш заказ не принесли, я расскажу по секрету)…
Познакомилась она с одним: все ништяк, даже похоже на любовь. Ну, знаете, Танька – такая поэтичная натура, иногда так приукрашала его достоинства (будто их несколько!), что на правду походило. Но все хорошо, что в меру, когда свыше, - это уже перебор. Вот и Таньке надоело его с женой делить. Ну, выяснили они отношения, и, поняв, что за ней он не собирается ползти на край света, она закончила свой рассказ примерно так: «Понимаешь, есть овцы, жующие травку на лугу, есть пастухи, которые их пасут. Все это такая мелочь для орлиц, наблюдающих за их суетой с высокой скалы, то есть, для нас с тобой. Мы же - птицы высокого полета». Красиво сказала, правильно. Всем свои места определила. И молодец, что зацикливаться на этой ситуации не стала, замуж вышла (вовремя нормальный парень подвернулся). Но это только предисловие. Таньке просто повезло, а я, прикиньте, сама на те же грабли…
Как назло, связалась с женатым. И ведь знала с самого начала, чем все закончится, так нет же. Угораздило влюбиться. Ходила как помешанная, сама себе нравилась. Все окружающее казалось невероятно красивым, солнечным, люди – доброжелательными и милыми, любое дело – радостью. Иллюзии, воображение работало на всю катушку, все мечтала, когда Он позвонит. Дохлый номер, между прочим, желать чьей-то милости. Инициативу лучше брать в свои руки, иначе не дождешься, - это я потом поняла. Срочно нашла повод для встречи, пригласила Его к себе (благо, - отдельная квартира). Как и все слабые мужики, Он, конечно, повелся.  Или просто не хотел отказывать себе в маленьком удовольствии. Впрочем, удовольствие растянулось на год. Если Он надолго пропадал, я сама его находила. Никаких сентиментальных разговоров и предметов: друг друга мы использовали для секса. Как говорится, не ради б-ства, здоровья для… В общем, нас это устраивало.
Я не гордая, сцен не закатывала, уводить Его из семьи не собиралась, ничего не просила. Вот такая была любовь – без эгоизма, громких слов и пафосных поступков. Ждала, но ни на что не надеялась. И, видно, в благодарность за все это, Он мне однажды заявляет: «Ты, пожалуйста, не принимай наши отношения близко к сердцу. Они ничего не значат. Ничего». Честно говоря, я сначала опешила: вроде, повода для таких умозаключений не давала. А потом все накопившееся, невысказанное, дремавшее где-то в глубине подсознания, вылилось в скандал. Он что, - центр Вселенной? У меня не должно быть других мыслей, кроме как о Нем – распрекрасном?! Все должны ему на шею вешаться и мечтать о замужестве? «Я свое место знаю, знай и ты свое», - скромно посоветовала я. Представляете, его это задело, обиделся. Назвал меня стервой и ушел. Уже почти 3 месяца – ни слуху, ни духу. Я тоже не звоню – оно мне надо? Навязываться, что ли? Ничего не жаль так, как потерянного времени… Мне иногда кажется, попадись он мне на дороге, молча перейду на другую сторону. Если уж быть стервой, так до конца…
Но за эти 3 месяца мне было, чем заняться: права получила, машину купила. Собственно, по этому поводу мы здесь и собрались… Да ничего я не скрывала, просто издалека начала… Спасибо, дорогие (чмок-чмок)… Я очень рада, что вы отозвались на приглашение. Давно надо было собраться, да все ведь некогда... Давайте наливать, а то коньяк выдохнется… За нас, девочки! За самодостаточность! Ну их на фиг, этих мужиков, без них не пропадем, не стоят они ни слез, ни разговоров… Хороший коньяк! Девчонки, наливайте еще (как говориться, быстро выпитый стакан не считается налитым)…  У кого это телефон пищит? У меня?.. (О, господи, вечный бардак в сумке!).
Алло! Радость моя, ты откуда?! Соскучился?.. Хм… Встретимся, почему нет, это не вопрос. У меня, конечно. Когда придешь? Нет, сегодня не могу! Уедешь? Надолго? Хорошо-хорошо, давай через час, пока доберусь. Да, до встречи, мой хороший.
Девочки, не обессудьте, мне домой срочно надо. Форс мажор (да нет, это не имя и не фамилия, ну, вы и шутите!). В общем, сложное обстоятельство, потом объясню. Вы без меня пируйте, а мне еще такси поймать! В общем, всего вам!..

Отредактировано Аделаида (2010-09-26 19:37:59)